![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
История не повторяется
Она развивается по спирали.Я не сторонник поиска параллелей в прошлом и сравнения ситуации с легендарным 1913м годом - но в покое и вольном воздухе лагеря я читала воспоминания Ариадны Тырковой-Вильямс (наспех подцепленые в библиотеке накануне отъезда), и нельзя их не цитировать именно сейчас.
Сама эта Ариадна (рождения 1869г) - отпрыск дворянской семьи, журналистка, член партии кадетов, политическая деятельница, но самое забавное в ней - она "подруга марксизма", так как трое её гимназических подруг были Лида (в дальнейшем Туган-Барановская), Нина (в дальнейшем Струве) и Надя (в дальнейшем, как и тогда, Крупская). Она была хорошо знакома и с их мужьями и много с ними спорила (а с некоторыми, как со Струве, и сотрудничала в изданиях).
Воспоминания её написаны во время фашистской оккупации Франции - она жила в войну в городе По, вела более или менее натуральное хозяйство и писала. Ей повезло намного больше её троих подруг - она их всех пережила и прожила долгую жизнь. Половина её, однако, была очевидно отравлена сожалениями и размышлениями "а вот если бы мы тогда...", так как после Октябрьской революции она эмигрировала и вращалась в кругах проигравших политическую борьбу эмигрантов.
Книга воспоминаний состоит из трех книг - детство, зарождение политической жизни в России (после реакции правления Александра 3го) и революционный период. Мне показалась самой интересной вторая книга - от полностью нелегальной, придушенной и осуждаемой в обществе волны сопротивления самодержавию до истории трёх Дум, со всеми их перипетиями. В первой книге автор рассказывает о своем детстве - с либеральными родителями-помещиками, в Петербурге и в родовом имении Вергежа (в Новгородской области), достаточно счастливом и с обычными для такого детства чертами. Приятное чтение, но ничего особенного.
Зато во второй книге, для начала проскакивающей всю историю замужества Ариадны первым браком (от которого у нее было двое детей), но подробно и обстоятельно рассказывающей о ее первых шагах в журналистике, вовлечении её в политику: сначала противозаконную деятельность, арест, еще арест, бегство в первую эмиграцию и возвращение после революции 1905г - там становится интересно.
Канва событий того времени известна и не только от нее. Особенным является тон повествования - причитающий и сожалеющий. Ах если бы кто нам (кадетам, эсерам) тогда разъяснил смысл государственности в России! Ах если бы мы понимали скрытые намерения Столыпина (Витте, царя Николая Второго, полицмейстера Москвы...)! Мы ненавидели самодержавие, но большевики еще хуже. Во многих местах подчеркивается, что оппозиция и правительство не понимали друг друга, а правительство еще и панически боялось действий оппозиции (что ей, женщине-журналистке, кажется смешным) - поэтому всегда перегибало палку репрессиий, и тем еще больше убеждало оппозицию, что иначе ничего не выйдет.
В книге есть параллели с событиями нынешнего июля-августа - в 1891м году тоже беспорядки в столице (только тогда столица - Питер), тоже клич примерно "допускай!", тоже подавление внесистемными силовиками (казаки). Это именно на той демонстрации кабинетный ученый Струве получил нагайкой по голове и возмущался "как они смеют! меня!". На той же демонстрации была применена такая же тактика, как сейчас - "космонавты" теснили мирных протестующих в улицы, прилегающие к Невскому, загнали в Казанскую улицу, на конце которой винтили кого попало (и так сотня-другая женщин, включая автора, попали в Литовский замок - тогдашнее СИЗО). Всего было задержано побольше тысячи участников демонстрации.
Через всю вторую книгу проходит нитью недоумение - чего боялось правительство, так уж? Что будет какая-то там Дума, имевшая поначалу только совещательный голос? Так автор пишет, что после голода 1889-1892х годов ни у кого не было сомнений, что одними государственными руками в такой большой стране, как Россия, ничего не сделать - голод собрал и помог организоваться многочисленным тогдашним НКО, разноплановым, но действовавшим все лучше совместно. Как автор и пишет, не будучи кооптированными во власть, участники общественных организаций, а особенно активисты, представляли куда большую угрозу для правительства, чем если бы их призвали в Думу. В конце-концов, это категорическое нежелание втягивать активистов во власть и привело к тому, к чему привело - одни большевики, сметавшие любые карты и любые правила игры, могли что-то противопоставить тотальному реакционерству тогдашнего режима. Автор замечает, что царь все больше опирался на силовиков для удержания "тишины и благодати" - а они становились все более значимой политической силой в стране.
Хочется прямо процитировать: "И все это история смела. Все прошло, все забыто, все достижения разбиты в щепки. Много по Руси с тех пор прокатилось иных, дерзких, буйных зовов, по сравнению с которыми то, о чем мы перешептывались до японской войны кажется юношеской романтикой. Но именно те первые, недоговоренные толки о правах человека и гражданина, постепенно разрастаясь, разливаясь, переросли в сокрушительные раскаты революций".
Мне немножко смешно было читать заклинания прошлого от женщины, явно находившейся по рождению в привилегированных кругах того прошлого - разумеется, пост-фактум ей жаль того хорошего, что лично она видала в той жизни. Она даже не претендует нигде в воспоминаниях на описания жизни крестьян её же имения (кроме размытых упоминаний, что они "не выглядели страдающими", "были веселы и довольны"), а тем более - рабочих. Но её подведение итогов своей и кадетской деятельности на политической ниве веет предостерегающим ледяным ветерком:
"Рассказывая о том, что происходило сорок лет назад я не могу, не хочу выносить обвинительный акт либерализму моего поколения. Я не отрекаюсь от него. Мы забывали об извечных недостатках всякого человеческого общества, мы все беды взваливали на самодержавие, а об его исторических заслугах забывали. ... Но цели, которые мы себе ставили, были правильно намечены. Если бы Россия вовремя получила народное представительство и социальные реформы, не только русский народ, но и вся Европа не переживала бы трагедии, свидетелями и жертвами которой мы стали".
Теперь события те не сорокалетней давности, а стасорокалетней - у меня вопрос, можно уже это самое народное представительство и социальные реформы в жизнь?
Сама эта Ариадна (рождения 1869г) - отпрыск дворянской семьи, журналистка, член партии кадетов, политическая деятельница, но самое забавное в ней - она "подруга марксизма", так как трое её гимназических подруг были Лида (в дальнейшем Туган-Барановская), Нина (в дальнейшем Струве) и Надя (в дальнейшем, как и тогда, Крупская). Она была хорошо знакома и с их мужьями и много с ними спорила (а с некоторыми, как со Струве, и сотрудничала в изданиях).
Воспоминания её написаны во время фашистской оккупации Франции - она жила в войну в городе По, вела более или менее натуральное хозяйство и писала. Ей повезло намного больше её троих подруг - она их всех пережила и прожила долгую жизнь. Половина её, однако, была очевидно отравлена сожалениями и размышлениями "а вот если бы мы тогда...", так как после Октябрьской революции она эмигрировала и вращалась в кругах проигравших политическую борьбу эмигрантов.
Книга воспоминаний состоит из трех книг - детство, зарождение политической жизни в России (после реакции правления Александра 3го) и революционный период. Мне показалась самой интересной вторая книга - от полностью нелегальной, придушенной и осуждаемой в обществе волны сопротивления самодержавию до истории трёх Дум, со всеми их перипетиями. В первой книге автор рассказывает о своем детстве - с либеральными родителями-помещиками, в Петербурге и в родовом имении Вергежа (в Новгородской области), достаточно счастливом и с обычными для такого детства чертами. Приятное чтение, но ничего особенного.
Зато во второй книге, для начала проскакивающей всю историю замужества Ариадны первым браком (от которого у нее было двое детей), но подробно и обстоятельно рассказывающей о ее первых шагах в журналистике, вовлечении её в политику: сначала противозаконную деятельность, арест, еще арест, бегство в первую эмиграцию и возвращение после революции 1905г - там становится интересно.
Канва событий того времени известна и не только от нее. Особенным является тон повествования - причитающий и сожалеющий. Ах если бы кто нам (кадетам, эсерам) тогда разъяснил смысл государственности в России! Ах если бы мы понимали скрытые намерения Столыпина (Витте, царя Николая Второго, полицмейстера Москвы...)! Мы ненавидели самодержавие, но большевики еще хуже. Во многих местах подчеркивается, что оппозиция и правительство не понимали друг друга, а правительство еще и панически боялось действий оппозиции (что ей, женщине-журналистке, кажется смешным) - поэтому всегда перегибало палку репрессиий, и тем еще больше убеждало оппозицию, что иначе ничего не выйдет.
В книге есть параллели с событиями нынешнего июля-августа - в 1891м году тоже беспорядки в столице (только тогда столица - Питер), тоже клич примерно "допускай!", тоже подавление внесистемными силовиками (казаки). Это именно на той демонстрации кабинетный ученый Струве получил нагайкой по голове и возмущался "как они смеют! меня!". На той же демонстрации была применена такая же тактика, как сейчас - "космонавты" теснили мирных протестующих в улицы, прилегающие к Невскому, загнали в Казанскую улицу, на конце которой винтили кого попало (и так сотня-другая женщин, включая автора, попали в Литовский замок - тогдашнее СИЗО). Всего было задержано побольше тысячи участников демонстрации.
Через всю вторую книгу проходит нитью недоумение - чего боялось правительство, так уж? Что будет какая-то там Дума, имевшая поначалу только совещательный голос? Так автор пишет, что после голода 1889-1892х годов ни у кого не было сомнений, что одними государственными руками в такой большой стране, как Россия, ничего не сделать - голод собрал и помог организоваться многочисленным тогдашним НКО, разноплановым, но действовавшим все лучше совместно. Как автор и пишет, не будучи кооптированными во власть, участники общественных организаций, а особенно активисты, представляли куда большую угрозу для правительства, чем если бы их призвали в Думу. В конце-концов, это категорическое нежелание втягивать активистов во власть и привело к тому, к чему привело - одни большевики, сметавшие любые карты и любые правила игры, могли что-то противопоставить тотальному реакционерству тогдашнего режима. Автор замечает, что царь все больше опирался на силовиков для удержания "тишины и благодати" - а они становились все более значимой политической силой в стране.
Хочется прямо процитировать: "И все это история смела. Все прошло, все забыто, все достижения разбиты в щепки. Много по Руси с тех пор прокатилось иных, дерзких, буйных зовов, по сравнению с которыми то, о чем мы перешептывались до японской войны кажется юношеской романтикой. Но именно те первые, недоговоренные толки о правах человека и гражданина, постепенно разрастаясь, разливаясь, переросли в сокрушительные раскаты революций".
Мне немножко смешно было читать заклинания прошлого от женщины, явно находившейся по рождению в привилегированных кругах того прошлого - разумеется, пост-фактум ей жаль того хорошего, что лично она видала в той жизни. Она даже не претендует нигде в воспоминаниях на описания жизни крестьян её же имения (кроме размытых упоминаний, что они "не выглядели страдающими", "были веселы и довольны"), а тем более - рабочих. Но её подведение итогов своей и кадетской деятельности на политической ниве веет предостерегающим ледяным ветерком:
"Рассказывая о том, что происходило сорок лет назад я не могу, не хочу выносить обвинительный акт либерализму моего поколения. Я не отрекаюсь от него. Мы забывали об извечных недостатках всякого человеческого общества, мы все беды взваливали на самодержавие, а об его исторических заслугах забывали. ... Но цели, которые мы себе ставили, были правильно намечены. Если бы Россия вовремя получила народное представительство и социальные реформы, не только русский народ, но и вся Европа не переживала бы трагедии, свидетелями и жертвами которой мы стали".
Теперь события те не сорокалетней давности, а стасорокалетней - у меня вопрос, можно уже это самое народное представительство и социальные реформы в жизнь?